После заставы пошел я работать помбуром, и тогда же подарил один комплект фланелевого нижнего белья, спертого на заставе, своему наставнику Александру Аркадьевичу Дурневу. Станок у нас был новый, Аркадич бурильщик отменный, а я молодой и расторопный. Свой дом - балок на санях - мы таскали за собой. Так и ездили. Утром встанем, утащим его и цистерну с солярой вперед по профилю километров на 10, а потом вернемся, и давай бурить планету каждые 100 метров. Сто дырок сделаем, глядишь, вот уже и вечер совсем. В общем, в 6 утра я трактор наш ТТ-4 с бурстанком заводил, и в 20:00 глушил. 14 часов как с куста... Нагрею флягу снеговой воды паяльной лампой, отмоемся. Оленины вперемешку с салом нажарю, а когда лень - тушенки с картошкой. Печка на дизтопливе абхазского производства "Апсны" шипит тихонько, тепло и уютно. До ближайшего человека километров 50 тайги. А до населенного пункта все 300-400, до Ижмы. Ну вот, как-то вечером... Переоделись в исподнее, пожрали, легли кверху воронками. Дурнев в очках, книжку Чейза читает. Я маюсь. Транзистор не ловит, проволоку бросать лень на дерево. Решил смастерить устройство, чтобы рыбы добыть. По абрису завтра речка должна быть. Пока бульдозера ждать будем, можно ебн¥ть грамм 400 тротила в прорубь, исключительно для собственного употребления. Раскрошил шашку, набил банку из-под кофе "Пеле". В крышке дырку, туда детонатор. Замазкой загерметизировал. Тут Аркадич и говорит, дескать, Митька, расскажу я тебе сказку: Лежал Илья Муромец на печи тридать лет, и три года. А потом угорел нах¥й, потому что дымоход не чистил с трубой. Так вот пи£дуй мол, Митька, на крышу, сделай доброе дело. Копоть шурани, а то дымит наше чудо - абхазское обогревательное устройство. Дело житейское, впрыгнул в валенки прямо во фланелевом белье, мороза-то нет почти, градусов 20, разве мороз? Слепил снежок по диаметру трубы, снял шланг от краника бензобака пускача, и пропитал этот снежок насквозь бензином. На крыльце обломки тротила мои. Вот тут я ошибку и совершил... Вдавил кусочек взрывчатки в снежок и по лестнице на крышу. Кусочек, ну не больше грецкого ореха... На крыше изобразил минометчика: снежок в трубу, и присел на корточки, пригнув голову... Сергей Павлович Королев, уважаемый мной в общем человек... Но, вынужден признаться, он пустил бы струнку слюны на свой манжет! Товарищи... Как оно пи£дануло!! Оно пи£дануло так, что я, если бы успел, всенепременно бы обосрался... Я соскочил с крыши, просто разогнув ноги в коленях. Валенки остались стоять на крыше. Как, сука, белка летяга голубой молнией промелькнул... В ночное небо по неуправляемой траектории улетала труба. Но я был менее быстр, чем Александр Аркадьевич. Только я приземлился, ударившись задницей о поверхность Коми АССР, смотрю, Дурнев из-за угла выглядывает, очки на одном ухе висят, в зубах папироса, а в руках книжка горит. Прикурил он папиросу от Джеймса Хейдли Чейза, и выбросил его в сугроб. - Хуль стоишь, трактор заводи! Я пока емкость с горючим попробую отцепить... Балок наш горел знатно. Аж гудело все внутри! Единственное, я сползал на крышу и вскочил обратно в валенки. Дизель еще был теплый, затарахтел с полпинка. Выбил палец кувалдой и поехал ломать тайгу, объезжая наше горящее жилище кругом, чтобы спасти солярку. Но емкость мы так и не смогли оттащить. Попятились задом, стоим, смотрим. А оно горело-горело, и ка-а-ак еще въ€бет, аж с шаром огненным! Это мое рыболовное устройство сработало. Дурнев только головой покачал. Когда взлетит цистерна уж и дожидаться не стали. Поехали, светя единственной фарой в сторону цивилизации. 50 км, а это 5 часов пути. Едем, в подзакопченых кальсонах оба. Стекол-то два из четырех, и те по бокам. Не считая Дурневских очков. - Знаешь что, Митька? Ну тебя нах¥й, сказки тебе еще рассказывать. Не маленький уже! И еще: я наконец-то понял, зачем в этих нижних рейтузах дырка. Член через нее все равно не достанешь, а руки греть в самый раз.
И то правда, подумал я, засунув обе руки в теплое промеждуножие.
P.S. Ружье было особенно жалко, подарок отцовский. А остальное все почти казенное, списали.
|